Хэллоуин - поразительно подозрительный праздник. И Рабастан мог назвать по крайней мере полдюжины причин, пересчитать их всех по пальцам, непременно тыкнуть Рудольфуса в бок и сообщить о своем открытии. Скорее всего, его дар к исследованию глубин непознанного остался неоцененным, так несправедливо!
Рабастан задохнулся жалостью к себе и смело шагнул в толпу, продолжая пересчитывать причины. Во-первых, куда ни плюнь - попадешь либо в черта, либо в ангелочка с тошнотворно розовыми крылышками, либо в пародию на мандрагору. Зачем приличных волшебникам скрываться? Правильно, незачем. Подозрительно! Он удовлетворенно себе кивнул и, преисполненный гордости, продолжил, загибая пальцы. В черный список его Лестрейнджевского величества были безжалостно занесены переполненные пабы, грузная тетушка, отдавившая ему изящные ножки, подозрительно косящиеся на его растрепанный вид парочка идиотов и много, много других внешних раздражителей, превращавших Рабастана-душку в Рабастана-совсем-не-душечку, как несложно догадаться.

Хэллоуин! А потому он был беззастенчиво выдворен Беллатрикс по непонятным причинам за дверь. Которая, тем не менее, не забыла вторично открыть дверь, нахлобучить изгнаннику шляпу и дать небольшого пинка для обретения орбитального ускорения. Лестрейндж-младшенький его обрел и отправился в кратковременное путешествие по магическим улочкам в совершенно подавленном состоянии. Веселиться он не то чтобы не хотел - не умел, да и без Руди какое веселье? Ощущая себя поистине беспомощным и покинутым судьбой, Рабастан доплелся до какого-то сомнительного заведения. Заведение отличалось от всех прочих тем, что на входе его не вносила туда толпа - она уже была внутри и душой и телом отдыхала. Разумеется, скорее телом, чем душой.

Кое-как протиснувшись сквозь двери - в этот момент Рабастану показалось, что он совершает не просто вход в питейное заведение, о нет! Проникновение на вражескую территорию исключительно в благородных целях разведки. Бочком-бочком пролезая к барной стойке, он косился на хаос веселья вокруг себя, неодобрительно так косился, и пробирался все дальше к своей цели. И даже где-то через минут пять упорной борьбы костлявых плеч с пьяными спинами и войны за шляпу он был на месте. Бармен вниманием Лестрейнджа не одарил, и тот остался скучать в одиночестве, строя коварные планы разоблачения тайного собрания авроров. Не меньше! Он даже стал прислушиваться. Мало ли какой нетрезвый министерский работничек захочет пооткровенничать! А Рабастан, хороший мальчик, в целости и сохранности доставит информацию - не работничка - домой, и Руди скажет, какой он замечательный. Ради его похвалы Рабастан был готов и потерпеть некоторые...трудности. Да, назовем их так.

Несколько минут сосредоточенного ковыряния деревянной стойки, кропотливого изучения всех имеющихся на ней царапинок - в количестве тринадцати штук - Рабастан был уверен, что это знак!, и душевных терзаний вознаградились стаканчиком огневиски, когда все же царственное барменское внимание снизошло до скромных Лестрейнджовских лохм и шляпы. Кстати, последнюю шпиён любовно поглаживал, поправлял и вообще проявлял нездоровый интерес, как к средству изоляции от внешнего враждебно настроенного мира. Вместе с огневиски, все втроем, они выглядели поистине антуражно и в духе времени. Он так восхитился собой, и уже пафосным движением сграбастал стаканчик, и уже хотел выпить! Но тут мироздание вмешалось в его спокойную жизнь.
- Рабастан! - и обладатель сего чудного имени вздрогнул, как первокурсник перед Филчем, оглянулся на источник именного вопля и вздрогнул вторично, да так, что стаканчик с огневиски грозил совсем не антуражно шлепнуться на пол.
- Исмена! - не теряя марки и шляпы, Рабастан изобразил не просто удивление, а целую гамму эмоций: от раздражения "чтотытутделаешь" до гордости "уменятутважнаяоперация!", относительно приветливо улыбнулся - ну вы знаете это его "приветливо"? - и отлепился от стоечки.

Воистину, вечер обещал быть прекрасным.

Каким-то чудесным образом в его жизни материализовались люди, причем всякий раз, когда он собирался совершить нечто поистине Эпичное. И в одиночку, обязательно в одиночку. Разве какой-нибудь настоящий подвиг мог быть совершен, когда рядом болтается больной товарищ/несчастная женщина с тремя детьми/пол-чемодана ценного груза - нужное подчеркнуть? О нет. Наш герой собирался быть сегодня как минимум рыцарем в - ну допустим - шляпе, раз доспехов на складе не оказалось, и вернуться домой с потрясающе победоносной мордой.

Самолюбие Рабастана нынче грозило своему владельцу кровавой расправой и средневековыми пытками. Самолюбие требовало убрать приветливую - ну вы помните какую - улыбочку с лица претендента на мировое злодейство и вернуться к шляпе, огневиски и разведывательной деятельности в тылу врага. А не тут-то было! Женщина на корабле - к несчастью. Пьяная женщина там же - к двойному несчастью. А все та же женщина рядом с Рабастаном в самом расцвете бесценных идей - и вовсе уходящий в бесконечность апокалипсис. А если она еще и его имя по слогам растягивает... ну вы понимаете, разумеется.

Истинный джентльмен в третьем поколении - а точно ли в третьем? Рабастан даже задумался и уверился, что нужно спросить Руди. Руди умняшечка, Руди знает все! Он даже от гордости надулся - за семью. Надулся и попытался взглядом показать дорогой Исмене, что не то чтобы не рад ее видеть, а как-то слишком не вовремя она решила повосхищаться его шляпой и намеком на кудряшечки, которые, к слову сказать, были весьма и весьма очаровательны. Рабастан в перерывах между подозрительными косяками на окружающую публику вглядывался в свое отражение в витринах и находил себя довольно таки симпатичным.
Тем не менее, несмотря на его эмоциональнейшую игру бровями и подергивание левым глазом, сакраментальный вопрос - Зачем это ты здесь? все-таки был произнесен! Рабастан вжался спиной в стоечку и попробовал исчезнуть. Со шляпой. Это у них коллективное, сознательное - исчезать при виде опасности. А опасность бушевала! Очаровательно растрепанная опасность попахивала огневиски столь же активно, сколь попахивает им же компания из десятка пьяных в камушки ПС. Что определенно наводило на мысли о разумности ее действий. Вопроса о трезвости у Рабастана уже не возникало.

События развивались отдельно от него - как обычно, впрочем, и если ему удавалось вклиниться в их водоворот и вставить слово, он мог, например, отказаться от пирога с почками на ужин. Или не успеть отказаться - это как повезет. Пока младший из Лестрейнджев размышлял, как же ему ввернуть в свою секретную разведывательную операцию тайное оружие - женщину - стаканчик все-таки неантуражно разбился - он и не помнит, когда он вылетел из ослабевших от недоедания пальцев. Собрав все умные мысли в одно нестройное стадо и даже сформулировав крайне важную и умную мысль, Лестрейнжд хотел уж было ее озвучить - как его перебила Исмена своей кипучей деятельностью, расфокусировав его внимание от пространных материй к вполне натуральным галеонам, аппетитно сверкавшим золотым пузиком на свету. Хищнические взгляды бармена не оставляли им никаких шансов! И тогда, преисполняясь уверенности в собственном благородстве, Рабастан, мужественно преодолев себя и уловив минутку, когда взгляд Исмены фокусировался где-то в области потолка, спас самый крайний. Галеон обрел вечный мир и покой во внутреннем кармашке мантии, а вместе с ним - и коллективно-сознательно-шляпная составляющая мистера Лестрейнджа.

А глаза - честные-честные! Даже призванный маэстро пыток и ухищрений вроде "люмос в глаза" не признал бы в безобидном и милом Рабастане спасителей чужой собственности. Стаканы с огневиски шлепнулись перед сладкой парочкой твиксов, и к одному из них он уже протянул свои загребущие ручки, по пути кидая злобные взгляды на тринадцать трещинок на стойке. Он знал! Он чувствовал! Надо определенно рассказать Рудольфусу. Новость тянет как минимум на три мясных пирожка! И если пить - то непременно за здоровье. Его, красивого. И умного, что важно. Бармен, промелькнувший на заднем плане, злобно покосился на шляпу, как на источник всех его бед - определенно запомнил-то, старый черт, сколько монеток вывалилось на его с-тринадцатью-царапинками-стойку!

Настала его очередь сакраментальных вопросов, которые он просто таки предвкушал. Ему до ужаса хотелось знать - а брать ли Иззи в разведку по ближайшим пабам в поисках тайных собраний нехороших-людей-из-министерства? А главное - что ему за его доброту вселенскую будет-то? Ииитак!
- А ты зачем здесь? - и Рабастан подозрительно глянул на Исмену, для пущей убедительности и строгости образа прищурив один глаз. Ее же вопрос остался без Лестрейнджовского внимания. Ага, сейчас, так он и сказал, кому, когда и зачем!

Настроение определенно улучшалось. Что было тому виной? Возможно, карман и душу грел припрятанный от самой Исмены - ключевой слово припрятанный, конечно же, галеон, или же потенциально гениальная операция по разоблачению шпиёнов? Непонятно! Во всяком случае Рабастановская приветливая улыбка добавила пару градусов в сторону тепла и даже чем-то могла напомнить намек на счастье.

А какое оно, это ваше счастье? Философские мысли наползали в голову быстрее, чем он успевал их разогнать веником по разным углам. Лицо приобрело одухотворенную бледность, тонкие пальцы изящненько сжали стакан с огневиски и голова запрокинулась в горделиво-пафосной позе. Правда, Рабастан не учел некоторых природных моментов - он их когда-то вообще учитывал? Правильно, детишки, нет. Шляпа героя, та самая, неотделимая от самого Лестрейнджа и уж тем более - вторая половина его коллективно-бессознательного шлепнулась на пол, совсем не эпично и даже без единого, самого ничтожного шанса быть пойманной! Она могла упасть тысячью разных способов - и покачиваясь, как лодочка на мелких волнах, и спланировать перышком совиным, и даже, черт возьми, просто культурно упасть! Но нет, она шмякнулась, вдавилась и потеряла свою пафосную форму. От чего, разумеется, Рабастан пришел в откровеннейшее отчаяние.

Ему просто повезло, что этот некультурный инцидент совпал с потерей чулка у очаровашки Исмены. Стараясь не отвлекаться на голые длинные ноги (не отвлекаться!) - мужчина он все-таки или нет? - Рабастан постарался как можно незаметнее шмякнуть стаканчик обратно на стойку с характерным звуком на пол-паба, развернуться - определенно, изящно, с его-то костлявостью и процентом проходимости в узкие двери. И даже поднять шляпу с пола! Правда, когда он вернулся к своей исходной позиции, отряхивая бедняжку от пыли, любовно поглаживая и чуть ли не присюсюкивая с каждым прикосновением, поднял глаза - и наверное, даже бы покраснел, будь в нем побольше крови. В его понимании "стыдно" выражалось в желании провалиться под землю и отползти гусеничкой подальше от места дислокации его кошмара. Разумеется, метаморфозы были возможны лишь в компании шляпы. Куда он без нее? Правильно, никуда. И вот таким его застала Исмена. Взлохмаченным, вцепившимся в шляпу, как в спасательную шляпку и явно пребывающим в неистовом смятении.

Что же делать? У Рабастана даже не было иных вариантов, как парой финальных штрихов стряхнуть остатки пыли и вернуть головной убор - он же коллективно-бессознательно-думающее в Рабастане, на место. Законное место. Опс, и он в домике. Обзор правда, сократился раза в два, но настоящий разведчик преодолеет любые трудности во имя благородного дела! Тем более, если в роли разведчика Лестрейндж. Рабастан Лестрейндж.

Тем временем, беззащитно-бесчулочные ноги сбивали с героического толка, манили и отвлекали от высших целей, так что общее со шляпой сознание решило, что надо выпить, сцапало первый попавшийся стаканчик, и только потом удивилось, что в стаканчике было на удивление мало огневиски! Видимо, в порыве огорчения он сцапал не свою, а чужую собственность. И кстати, плохо вытертую. За последнее бармен был удостоен фирменного взгляда мейд бай Лестрейндж - от него заранее хотелось убежать в кусты и выть о помощи целителям святого Мунго. Взгляд не помог выбить из этого толстого жмота еще огневиски, и Лестрейндж, как приличный мужчина неспособный отобрать у девушки алкоголь, с минуту трепетно гладил галеон в кармашке, оплакивал его и пел похоронны песни. Про себя. Но песни были отличные, надо заметить!

Галеон, столь же печальный, как и его бывший обладатель, лежал на стойке и ждал свой огневисночной участи. А Рабастан все свое внимание, весь этот океан неразделенных пылких эмоций направил на Исмену, как не единственно возможную жертву. И обаяние - ну вы помните его обаяние, да? - лилось рекой. - Да-да, я догадываюсь. Рууууди, он такой... - Рабастан покусал нижнюю губу, но эпитета, достойного его, так и не нашел, - такой. - разумеется, до всяких ваших Поллуксов ему было далеко и непонятно. Зато другое было гораздо яснее, чем могло показаться. Разведывательная Операция! О нет, она с треском рушилась, гремя досками декораций и полыхая надеждами на ее проведение. Оставалось только радоваться скромному утешительному призу. Угадайте, какому?

Исключительную нелюбовь, пылкую, страстную и абсолютно взаимную - обзавидуешься - Рабастан испытывал к каверзным вопросам. Особенно если эти вопросы исходили от женщин. Как им удается поставить его блестящую логику в совсем не эпичный тупик - великая загадка. И снова, Иззи, невинно и небрежно бросившая - А спишь ты как? - ввергла нашего лирического героя в глубокую кому и печаль. А действительно, как? Лестрейндж пришел в глубокий ужас, внезапно осознав поистине трагический факт своей биографии - а спит-то то он без шляпы! И некому, совсем-совсем, его защищать ночью от подозрительных личностей с картонной табличкой "АВРОР", которые являлись ему во снах. Иногда. Ни Руди, ни шляпы. Как так можно жить? Лестрейндж решил, что теперь непременно будет спать прямо в ней. И в носках. А вдруг авроры кусают за пятки? А укус у них крайне ядовитый и грозит осложнениями с последующим профилактическим санаторно-курортным лечение в Азкабане.

В реальность Рабастан вернулся с видом побитого щенка, давящими на совесть глазами и с процентом жалости к себе, уходящим в стратосферу с той самой орбитальной скоростью. - Как-как? На левом боку. Бывает, на правом. - до дрожи важным голосом изрек он, увернувшись - а как вы хотели? - от основного вопроса. Тем временем, общее коллективно-сознательное решило, что лучшее лекарство от философской мудрости - женщина! Точнее, Исмена. В одном чулке. Последнее как-то особенно радовало младшего Лестрейнджа, и относительно компенсировало безвременную кончину золотого галеончика - он успел к нему привязаться, вы подумайте! - даже несколько оправдывало его молчаливость.

Которая, к слову сказать - семейная. Кровно-родственная. Ой как Рабастан гордился! И наверное, даже выдавал бы побольше двух слов в минуту, если бы так говорил Руди. Но! Руди молчит - и младший молчит, да еще и смотрит блестящими благоговейными глазками. И теперь молчание в пламенном дуэте со шляпой, скулами и странноватым поведением - главный предмет гордости Рабастана, к которым он, правда, прибавлял еще море-окиян обаяния и всего такого прочего. И все это море-окиян он со страшной силой направлял в Исмену. А вдруг, а вдруг? Так остро необходим сообщник! Термин "напарник" после некоторых размышлений о санаторно-курортном лечении в известных местах им не употреблялся.

И тут произошло непоправимое, и чувство собственного величия у Лестрейнджа покатилось в ту же стратосферу, где уже уютненько обитала жалость к себе, любимому. Исмена прониклась! Просто растрогалась рыцарским поведением Рабастана, и отсутствие позвякивающих железных доспехов ее ни капельки не смутило. Рабастана же не смущает! Ради такого исключительного случая он даже выпрямился, и чуть не потерял снова шляпу, каким-то неизвестным науке образом удержав равновесия и даже не уцепившись в спасительном вопле за стойку. Или за Исмену. Кстати, вот последний вариант очень, очень даже неплох и манит потрясающими перспективами поиска потерянного чулка в полумраке паба. Тут же в сознании промелькнул, исполняя грозный боевой танец, тот самый Руди, и Рабастан нервно сглотнул и даже схуднул с лица. Страшнейшим преступлением, наравне с поеданием пирожков грязными руками, у страшного старшего брата значились отвлекающие маневры, мешающие общественно-полезным делам. Беллатрикс, по разумному возражению, видимо таким маневром не считалась, и Рабастан только обиженно бурчал - и слушался. А тут, а тут... Такое!

Значит, сообщники. Слово-то какое! Таинственное. Он любил тайны. Очень любил. А Руди любил еще больше, чем все тайны вместе взятые. - Нет, он не страшный. Он... - Лестрейндж младший замер с умным выражением лица в поисках слова. - суровый! Вот. Ты же знаешь, какие старшие братья...суровые. - Учитывая, у Рудольфуса в стратосферу уходила именно она, торжественность младшего была более чем оправдана. И правда, как не любить такого сурового обаяшечку?

По коварным планам Рабастана вот прямо сейчас он тихо и незаметно подкрадется к описанию всех прелестей поисков потерянных чулков и игр в шпиёнов. Для маскировки он был готов даже пожертвовать свою шляпу! Померить. На пять минут.

Внезапность! Подстерегает везде и всюду, тренирует навыки маневров и финтов ушами. И где-то даже прививает навык подпольной маскировки. Против Внезапности уж кто-кто, а Рабастан Лестрейндж имел как минимум десяток сверхсекретных приемов (где-то чуть больше девяти из них он без зазрения совести и письменного разрешения стянул у брата. Того самого. Рудольфуса!), которые были призваны оберегать его от последствий всяких там Внезапностей. Его и шляпу, конечно же.

А тут, а тут! Я уже говорил, что женщина на корабле - тьфу, баре! - к несчастью? Так вот. Он не знал, какую из примет применить к Исмене, и той самой Внезапности, и даже позабыл от эстетического шока Круцио, Империо и Кедавру разом. Эстетический шок бил по голове и оставлял размышлять о вечном. В нокауте. Исмена! Одна штука в наличии, самая что ни на есть настоящая, живая, теплая, стеснительная - о мерлин мой, и неистово протестующая против наличия в сием заведении как минимум одного Рыцаря в блистающих доспехах, коим уже успел назвать себя Рабастан. Роль Рыцаря, по его мнению, ему чудо как шла, и даже мелкие внезапности не могли поцарапать его сиятельность и благодеятельность. Благодеятельность пылала от жажды подвигов. Подвиги! Прямо здесь и прямо сейчас. Младший Лестрейндж вдруг отвлекся от пальцев Исмены - надо сказать, маневр с переменой объекта размышления дался ему не без силы воли, - и плавно перетек капелькой ртути к своим первоначальным планам.

С одной стороны, огневиски, призрак безвременно ушедшего галеона, одночулочная Иззи и царапинки на барной стойке располагали к девшному времяпрепровождению в компании с той самой одночулочной особой чистых кровей. Но не тут-то было! Вцепившись в запястье компаньонки мертвой бульдожьей хваткой, Рабастан уволок ее под стойку, заранее придумывая возможные вариации выражения лица бармена, когда тот, продолжая натирать мутной-грязный стакан, обернется на странную парочку - и увидит пустое место. Или верхушку шляпы младшего Лестрейнджа. Тот, грозно покачивая ее верхушкой поверх барной стойки, и второй рукой точно-так же вцепившись во второе несчастное Исменино запястье до синих отпечатков от пальцев, вещал. Точнее, таинственно шептал, оглядываясь и придавая лицу грозно-коварный вид. Тень от шляпы падала настолько удачно, что свой талант деревенского актера в полной мере Рабастану так проявить не удалось. Зато план был безупречен. На его взгляд, конечно.
- Хочешь принять участие в тайной разведывательной операции? - и, не дожидаясь ответа, кратенько и емко обрисовал грядущие перспективы, - по разоблачению переодетых авроров! Я подозреваю, что все авроры питают тайную любовь к тапочкам-собачкам. Будем искать. Искать! - глаза горели, как у мальчишки перед новогодней елкой. Перемены настроения случались в организме Лестрейнджа так же органично, как органично срослась с ним шляпа. Которая, к слову сказать, коварный план одобряла и поддерживала всей своей черной натурой и даже хотела помахать полями.

К слову, о шляпе. Лестрейндж, в качестве акта доброй воли и аукциона неслыханной щедрости - внимание! - снял с себя шляпу - и в этот момент он таки отцепился от Исмены, промелькнув пальцами над барной стойкой - и бармен забулькал от возмущения. И торжественно ее нахлобучил на Иззи, взъерошивая волосы - хотя куда уж дальше? - и сдвигая ее почти до бровей. Разведка! Маскировка! И продолжая шептать, рассеянно то приглаживая, то делая себя карикатурой на злобного ежика, он продолжил, - План такой. Ты под прикрытием, ползешь и выясняешь, почему вот те - он даже тыкнул для наглядности, - уже третий час пьют огневиски и не разговаривают! Подозрительно. А вот тот - палец переместился в плоскости, указывая на волшебника неопределенного возраста в картонном конусе вместо шляпы, густо обклеенном зведочками, - поет одну и ту же песню. И оглядывается. Вдруг они... - тишина, пауза, барабанная дробь, и Ра где-то в стратосфере от собственной значимости - следят за мной? - местоимение самостоятельно многозначительно подчеркнулось, Лестрейндж почти не моргал и странно улыбался. Лестрейндж-без-шляпы, коллективного сознания и полезных знаний, накопленных непосильным трудом. Вот это - подвиг! Всем подвигам подвиг.

И снова - внезапно - рука Рабастана потянулась против хозяйского повеления вверх, за огневиски. Видимо, подсознание успело вновь представить физиономия бармена. Пошарив по стойке, похлопав ее и чуть не задев таки стакан, огневиски было найдено и торжественно возвращено на разведывательную родину. Принюхавшись к нему, Лестрейндж решил соблюдать свою роль Рыцаря до последней прям таки секунды, и приберег его для дамы. Которая сообщница. В шляпе! Его!
Последний факт особенно восхитил его в самом себе. Осталось только получить согласие от той самой дамы. Только кто ее спрашивал?

Неожиданный поворот! Искусству дрифтинга Рабастана никто не учил, и, как правило, он врезался с треском в ограждение, оставляя позади себя клубящуюся пыль, щепки и туманное облако нецензурных слов. В некоторые повороты он все же вписывался - точнее, его туда втаскивал Рудольфус с прямолинейностью и строгостью старшего брата. В остальном - Рабастан такой Рабастан. Его гениальный план, блестящая задумка и алгоритм получения медали за Особо Благородный Подвиг были под угрозой того самого Поворота. Точнее, внезапно вмешавшихся лиц. План по захвату и заколдовыванию аврорских пяток был как никогда безупречен, даже в выборе исполнителя и маскировки. Шляпа! В ней он прятался даже от Руди, не то что от этих ваших авроров.

А тут! Героические поползновения Исмены в интересной позе были некультурно прерваны одним крайне подозрительным лицом. И это лицо крайне пристально вглядывалось в беззащитное одночулочное создание, видимо, в поисках утраченных истин. Лицо казалось смутно знакомым и оттого еще более ненавистным. Рабастан переполз в тень и продолжил свои шпионские наблюдения. А они, надо сказать, никак не радовали. Лицо, в которое метались Рабастановы лучи ненависти и гнева, с проблесками презрения, кроме общей подозрительности и грязных ботинок, имело в наличии: грозное лицо - 1 шт., потрепанная мантия в синих разводах - 1 шт., уши, большие, красные и оттопыренные - 2 шт. Кстати, именно уши, уши-то и казались до боли знакомыми, внушали идеи спасаться бегством или сливаться с предметами окружения. Рабастан тщательно постарался приобрести оттенок старого дерева с облупившимся лаком, но ему удалось только вполне правдоподобно посинеть.

Подозрительное лицо тем временем могло в любой момент - о ужас! - объявить Исмену неугодной личностью, позором своей чистокровной фамилии - в одном чулке-то! И что Лестрейнджу не давали покоя ее ноги? Женщины, женщины! Тем временем все то же лицо, помимо вышеуказанных грозных санкций, могло просто напросто сцапать и осквернить ее невинность. Рыцарь внутри Рабастана грозно залязгал латами, и даже побил себя в грудь для полноты устрашающего эффекта, надел шлем-ведерко и бросился в бой. Где-то через два шага шлем-ведерко покачнулся, и рыцарь затих в метаниях высокоморального характера. Вены отчаянно чесались от предвкушения какой-то подлянки, и он наконец-то понял, чем же так ему не угодили красные уши. Министерские уши! Потенциальный аврор. Рабастан готов был поклясться на потраченный Иззин галеон и кусочек шляпы, что сей субъект был так подозрителен своей принадлежностью к тем самым нехорошим людям, что с удовольствием выписывают санаторно-курортные направления аморальным личностям. Без Руди, улыбаться, когда в сознании проплывает, покачиваясь, то самое направление, было как-то трудновато. Лестрейндж уж было сдал назад, и даже потянулся снимать воображаемый шлем-ведерко, как вдруг! Внезапно! Исмена! И ноги. Сначала Исмена, конечно, как первопричина.

Итак, дилемма. Будь он благоразумнее, хоть на десятую часть того благоразумия, что гордо нес в себе Рудольфус, Рабастан бы совершил кульбит, невероятное па, в полете снимая собственность в виде шляпы с сообщницы - и деру! Ноги длинные, орбитальное ускорение принимают за полсекунды. Но Исмена, Исмена! Внезапный склероз рассеялся, и до него, как до жирафа. дошло. Он потер правую щеку, удивился еще больше, и Рыцарь, взревев что-то вроде "за Родину! за женщин!" ринулся в бой даже без шлема. Того самого, которое ведерком. План был гениален до простоты. Еще одна Внезапность, и товарищ красноухий аврор бросится к другому источнику опасности. Лезть на передовую младший Лестрейндж, конечно же, не решился. Небезопасное это дело - разведка! Истошный крик "ПОЖИРАТЕЛИ СМЕРТИ!" фирменным Рабастановским командным тоном, выныривание откуда-то из теней, хватание Исмены под руку, и выдергивание из цепких министерских ложноножек. И главное. главное! Указующий перст куда-то в сторону предположительной дислокации тихой пьющей троицы. Он сиял, как начищенный галеончик, сцапывая ценную добычу в виде представительницы семейства Гампов покрепче, и астрально намекая ей предоставить тайную и опасную операцию опытнейшим сотрудникам невидимого разведывательного фронта! То есть ему, Рабастану.

Аппарация! Процесс почти такой же приятный, как досмотр карманов старшим братом, с последующим целительным пинком в свою комнату без заботливо утянутых с кухни вкусностей. И в данный момент, вкусность осталась в баре. Вкусность! Она заманчиво манила, щекотала где-то там под горлом, и вены чесались еще сильнее - от предвкушения. Особенно от предвкушения момента, когда Вкусность полностью проявит себя - а именно, когда трое непонятного вида сограждан будут любезно схвачены и выдворены из приличного заведения. Они шлепнутся на булыжники мостовой, будут еще минут пять подбирать под себя коротенькие ножки, как жуки-куськи, пытаясь встать с пуза в вертикальную позицию и, разумеется, весь этот прекрасный процесс - под присмотром любезной публики и Рабастана - лично. Разве он бы упустил такой шанс понаблюдать, как грозные шпиёны ее Величества - или кто там нынче Министр? - утекают с позором под улюлюканье Лестрейнджа, Исмены и бородатого типа? И что самое удачное, он вместе с ней примет орбитальное ускорение прежде, чем бородатый решит, что его миссия спасения человечества еще не закончена - и где-то там в его планах промелькнет младшенький из грозного семейства.

Утекать от опасности - абсолютно не в стиле Лестрейнджа-младшего. По крайней мере, сразу утекать. Режим турбо-бега включается автоматически, когда секунда промедления будет стоить жизни. Или шляпы. Что вполне себе равнозначно. А тут, а тут! Он уже начал входить во вкус... И аппарация, подворотня, сырость. Мокрые камушки и абсолютно унылый Рабастановский вид. Он с такой щемящей тоской в глазах обвел интерьеры вокруг себя взглядом, что даже психиатр бы в ужасе расплакался и вернул страдальца обратно, в привычное место обитания. Коварный план! Разведка! Нет-нет-нет, Лестрейндж еще не достаточно поиграл в шпиёны с напарницей. Он еще не увидел балет майских жуков в мантиях! Как он мог все это пропустить?

Сожаление захватывало его, и Рабастан наконец-то понял, чего ему не хватает для счастья, душевного равновесия и мира во всем мире - то есть Рабастане. Шляпы! Потягиваясь, как сонный кот после аппарационного удушья, связывающего ребра в морской узел, Рабастан дотянулся, не сходя с места до Исмены, подцепил кончиками пальцев свою шляпу и вернул ее на законное место, аж вторично задохнувшись - от приступа счастья. Шляпа! Коллективно-сознательное и просто центр всех блестящих и бесценных Рабастановских идей. Сдвинув ее почти на глаза, Рабастан критично осмотрел напарницу. Даже в окружении склизких сине-буро-козявчатых камушков она не потеряла своей одночулочной прелести, и Лестрейндж где-то даже был готов смириться с трагическим безвременным крахом его блестящей операции. В конце концов, можно было устроить другую. Он, например, не возражал от воздушного десанта в кондитерскую за булочками с корицей. Или как насчет увеселительного катания на люстре во Флориш и Блоттс, с десантированием книг прямо на головы покупателям? Столько идей, и все как одна - такие заманчивые!

А пока напрашивался еще один вопрос. Даже более интересный и захватывающий! Если Исмена в минуту душевной тревоги притащила сюда не только очаровательную себя, но и даже обормота Рабастана - быстро и внезапно - почему именно эти синие камушки? Подозрительно на них косясь и проверяя палочку под ребрами, торчавшую под рубашкой не хуже этих самых ребер, он, не обращаясь специально к ней, и туманно и поэтично бросил в воздух, как ему показалось, фразу, преисполненную таинственности и глубоких намеков - О, я знаю, почему мы здесь! Этот синий цвет антуража так подходит к твоим глазам! - рыцарь внутри него уже держал наготове шлем-ведерко - на случай, если вдруг понадобится вновь совершать подвиги. На подвиги он готов! Абсолютно везде и всегда. Но как бы то ни было, им пора было уходить - и в первую очередь потому, что Исмена в виду позднего, осеннего и весьма, я вам скажу, нетеплого вечера, приобретала приятный синеватый оттенок, сливаясь с окружением. Как истинный джентльмен и обладатель шлема-ведерка он не мог так поступить с дамой! Предложить прямо сразу идти во Флориш и Блоттс, согреваться и кататься, дрыгая ножками - было как-то некультурно. Не по-лестрейнджевски! Но кормить несчастную пирожками Беллатрикс - почти то же самое, что вручить ей сразу в руки направление в Мунго.

И, конечно, что вы думаете, он решил? Флориш и Блотт! Книги и люстры. Впрочем, это уже совсем другая история.